Сергей Калин: «Рынок суперкомпьютеров в России пока невелик»
Сегодня компания «Открытые Технологии» занимается интеграцией и поставкой широкого спектра суперкомпьютеров для различного рода задач: от компактных экономичных систем на базе гибридной архитектуры до таких крупномасштабных гигантов, как суперкомпьютер, стоящий в МСЦ РАН (пиковая производительность 120 Тфлопс), занимающий 4 место в списке ТОП-50 самых высокопроизводительных компьютеров мира. Это направление разработок стало предметом беседы нашего обозревателя с президентом и основателем «Открытых Технологий» Сергеем Калиным.
Сергей Владимирович, вы уже больше 30 лет работаете в области компьютерных технологий, еще со времен легендарного «Эльбруса». Некоторые разработки тогда намного опережали свое время. Как получилось, что мы отстали от Запада?
Работы по созданию высокопроизводительных вычислительных комплексов (термина «суперкомпьютеры» тогда еще не было) начались в нашей стране чуть позже, чем в США, в конце 40-х годов, в Институте точной механики и вычислительной техники (ИТМиВТ) АН СССР. Но до середины 60-х наши разработки по производительности вполне конкурировали с американскими: каждая модель была уникальна по своей архитектуре и по производительности на порядок превосходила предыдущую. Однако в дальнейшем американцы резко ушли вперед в области разработки интегральных схем, а наши разработки в 70–80-е годы делались уже на отсталой элементной базе, хотя с точки зрения архитектуры, ПО, операционных систем мы были вполне на уровне. Очень затормозило отечественные разработки принятое в начале 70-х решение руководства страны начать копирование западной техники: ЕС ЭВМ копировала архитектуру IBM 360, а СМ ЭВМ – компьютеры PDP фирмы Digital Equipment. Это и предопределило наше отставание, тем более что та же IBM 360 была сделана еще в начале 60-х, а мы начали ее копировать на десять лет позже. И все же коллектив, который существовал в ИТМиВТ практически до конца 80-х годов, вел очень передовые по тем временам разработки. Я принимал участие в отработке опытного образца «Эльбрус-2». Работа продолжалась несколько лет, из-за отсталой элементной базы у машины была довольно низкая надежность. Однако в ее архитектуру были заложены весьма передовые идеи, такие как динамическое распределение ресурсов, многопроцессорность и многие другие новшества, которые по сей день используются в вычислительной технике.
Удалось ли России как-то «монетизировать» все эти идеи?
Нет, ничего не монетизировали. Более того, в 1990-е и 2000-е годы многие из ИТМиВТ пошли работать в западные компании. Например, коллектив во главе с Борисом Арташесовичем Бабаяном перешел в SUN Microsystems, а затем перешел в Intel. Многие уехали в Калифорнию, часть разработчиков осталась и работает до сих пор для оборонных ведомств.
А как сейчас обстоят у нас дела с разработкой суперкомпьютеров?
Сегодня суперкомпьютеры разрабатываются на стандартных микропроцессорах, в том числе и тех, что используются для ПК. Главное – построить архитектуру вычислений, алгоритмы вычислений, быстрые межсоединения. Насколько я знаю, в России разработки суперкомпьютеров не ведутся – их строят из готовых частей: берут микропроцессоры, покупные межсоединения, ставят какое-то ПО. Пока практически нет собственных разработок тех же микропроцессоров или межсоединений, нет прорывных работ в области распараллеливания процессов, очень актуальной сегодня.
В Китае сделан самый мощный в мире суперкомпьютер. Что вы можете сказать об этом?
Могу сказать, что у китайцев много денег. Если бы российской компании «Т-платформы» дали в два раза больше денег, возможно, она построила бы не 400-терафлопсную, а петафлопсную машину. Гонка за производительностью иногда заслоняет смысл происходящего, получается по принципу: «у них есть, значит, и нам надо». А зачем надо? У китайцев уже два петафлопсных суперкомпьютера, но мы же не знаем, что они на них считают. Кстати, у них максимальная производительность на тестах LINPACK всего 60% от пиковой производительности. Это говорит о том, что машина построена не очень эффективно. Вычислительная мощность – лишь косвенный показатель достижений страны, а прямой – это развитие промышленности, экономики: делают ли в этой стране авиационные двигатели, делают ли самолеты, атомные станции, на сколько дней погоду предсказывают.
Вы как-то сказали, что один из показателей мощи государства – наличие собственных разработок в компьютерной области.
Я говорил это несколько лет назад и готов повторить сегодня. Вычислительная техника, ИТ – это локомотив экономики, промышленности, а теперь уже и политики. Рассуждать о том, нужно ли нам разрабатывать свои компьютеры, свои процессоры – все равно что спрашивать, нужно ли нам выпускать свои автомобили, комбайны, станки, нужна ли нам вообще своя промышленность. Если мы говорим «да», то разработка компьютеров и ИТ должна быть на первом месте. Посмотрите мировой рейтинг Топ500 суперкомпьютеров: в последнем списке 60% применений – коммерческие. А ведь банки, телекоммуникационные компании, промышленные предприятия – они не станут тратить деньги на то, что им не очень нужно. А в нашем Топ-50 мы буквально два-три промышленных применения найдем, все остальные наши машины используются вузами, исследовательскими центрами. Это неплохо, но если суперкомпьютеров нет в промышленности – значит, у нас и промышленности современной нет.
Что могло бы сделать государство для развития отрасли?
Для решения больших задач, таких как разработка процессора, нужны коммерческие структуры или люди, которые в этом заинтересованы и готовы вкладывать в это деньги. Государство может быть заказчиком – но не исполнителем, это тупиковый вариант. Задача государства создать условия, чтобы люди, у которых есть деньги, захотели их вложить в разработку высоких технологий. Это и налоговые льготы, и льготное кредитование, и госзаказ. Но надо понимать, что разработка процессора – это очень большие деньги, сотни миллионов долларов, и найти таких инвесторов трудно. Однако есть масса не столь затратных задач в области ПО, где наши разработчики могли бы себя проявить. Я имею в виду создание современных компиляторов, файловых систем, языков программирования, баз данных – того, что сегодня стало ядром вычислений на суперкомпьютерах и вообще на компьютерах.
Вы больше четырех лет проработали директором ИТМиВТ. Сотрудничаете ли сейчас с институтом?
Нет, не сотрудничаю. Я пошел на эту должность в 2005 году, и мы практически с нуля создали творческий коллектив, около 500 сотрудников. Создали новые лаборатории, вели разработки своего графического процессора. К концу четвертого года вышли на рентабельность: доходы от исполнения внешних заказов окупали и существование института, и наши инновационные разработки. На конкретном опыте мы показали, что в России можно успешно заниматься самыми современными разработками. К сожалению, как только мы акционировали институт, появились люди, которые были больше заинтересованы в недвижимости, чем в том, что мы делали. Сегодня, насколько я знаю, научного коллектива там нет. Те, кто со мной работал, в основном разошлись, часть перешла в «Открытые технологии». (Можно сказать, что мои коллеги, выходцы из ИТМиВТ, и сейчас составляют костяк «Открытых технологий». Один из них - генеральный директор Николай Рыжов).
Почему? В чем была ошибка?
С нашей стороны ошибок не было: нужно было акционироваться, чтобы выходить на рынки капитала, работать с фондами, занимать деньги, привлекать инвесторов, венчурных капиталистов, а это все процессы вполне коммерческие. По программе приватизации государство должно свои 100% акций продать на рынке, но продавать надо не кому придется, а заинтересованным инвесторам, с условием, что они не превратят институт в клуб или банк. Может быть, даже льготные условия им предложить, льготную цену назначить с отсрочкой на десять лет, чтобы поддержать бизнесменов, вкладывающих свои личные деньги. Но как только появилась возможность что-то оттяпать, появилась куча темных личностей, и меня уволили. Второй раз войти в эту воду для меня лично будет очень непросто.
А какой вы видите перспективу суперкомпьютеров в России?
При нынешней ситуации, честно говоря, не вижу никакой. Нет заинтересованности у руководства, по крайней мере у руководителей второго уровня. Я же немало порогов обил со своими идеями, дошел до чиновника довольно высокого уровня, точнее, до его помощника, пригласил его посмотреть наш институт. Помощник приехал, походил-посмотрел и говорит: «Мы к вам не приедем, у вас тут показать нечего». «А что, – спрашиваю, – показывать, сами расскажем, что делаем, какие у нас проблемы». Мы как раз тогда отремонтировали весь институт внутри, оборудовали современные рабочие места и лаборатории, а коридоры остались прежними, какими обычно были в российских институтах. «Нет, – отвечает, – не поедем. Мы только с телевидением приезжаем». Вот на этом весь разговор и закончился.
Насколько велик интерес к вашим гибридным суперкомпьютерам?
Интерес есть, очень много заявок, много людей проходят обучение в нашем суперкомпьютерном центре компетенций, осваивают ПО для таких гетерогенных структур. С технической точки зрения у нас все готово, ждем реакции заказчиков: либо пойдет поток продаж, либо не пойдет. Рынок суперкомпьютеров в России относительно небольшой, не миллиард долларов, а всего несколько десятков миллионов на всю страну – наши обороты как системного интегратора в разы больше. Мы, конечно, разрабатываем это направление, но стратегическим, повторяю, его не считаем. Но если перефразировать вышесказанное, то один из показателей мощи системного интегратора – наличие компетенций в суперкомпьютерной области, и у нас они есть.
Источник: IT News №11 (июнь 2011 года)
Опубликовано 01.07.2011