Первый блогер
Традиция выставлять на всеобщее обозрение мнения частных лиц относительно тех или иных событий и фактов насчитывает не одну сотню лет. С некоторых пор пальму первенства прочно оккупировали адепты сетевых технологий. Однако в прошлом самодеятельные литераторы неплохо справлялись с подобного рода задачей, используя минимальные средства: перо и бумагу.
<p align="center"><b>160 лет назад был задуман первый </b><b>проект в жанре блогосферы</b></p>
<p> </p>
<p><b>Традиция выставлять на всеобщее обозрение мнения частных лиц относительно тех или иных событий и фактов насчитывает не одну сотню лет. С некоторых пор пальму первенства прочно оккупировали адепты сетевых технологий. Однако в прошлом самодеятельные литераторы неплохо справлялись с подобного рода задачей, используя минимальные средства: перо и бумагу.</b></p>
<p> </p>
<p>Уроженец германского городка Регенсбурга Фридрих Мельхиор Гримм (1723–1807) так и не стал популярной фигурой в мировой литературе. В нашей же истории он остался благодаря упоминанию в первой главе пушкинского «Онегина» (именно в его адрес звучит знаменитое «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей»). Однако ловкого публициста вполне устраивала известность в узких, но избранных кругах. Статуса негласного корреспондента коронованных особ Европы Гримм добился, реализовав свою главную затею – регулярное издание и рассылку рукописного вестника, предназначенного для высшей знати Старого Света.</p>
<p>Прибыв в столицу «республики словесности» Париж в возрасте 26 лет, сын лютеранского пастора довольно быстро оброс полезными связями и знакомствами и стал завсегдатаем модных салонов. Уже в 1755 году проект «Литературной корреспонденции» был открыт для подписки. Гримм весьма тонко оценил конъюнктуру: издававшиеся в изобилии во Франции и за ее пределами франкоязычные альманахи и журналы не слишком интересовали монарших особ, привыкших считать, что вся печатная продукция либо сугубо официозна, а потому скучна, либо заражена вкусовщиной. Действительно, лучшие литераторы той эпохи порой люто ненавидели друг друга, конфликтовали с издателями-типографами и не соглашались печататься вместе с недругами. Между тем Европа повсеместно говорила по-французски, а за Парижем утвердился безусловный статус законодателя мод во многих сферах. Гримм решил, что стиль и содержание «Литературной корреспонденции» будут зависеть только от мнения редактора. Надо сказать, газеты и журналы в те годы частенько помещали на своих страницах фрагменты частных писем – всамделишных и вымышленных, но никто не додумался заказывать такие письма заранее. Заметки в гриммовском вестнике изначально замышлялись краткими, но яркими и насыщенными.</p>
<p>Чтобы сделать проект состоятельным и независимым, нужно было объявить очень высокую стоимость подписки. А чтобы привлечь лучших литераторов, нужно было обзавестись особыми подписчиками. Кроме того, «обычные» издания нередко сильно проигрывали из-за необходимости тратить время на типографию, получение цензурного разрешения, доставку готовых экземпляров адресатам. Ответ на все эти вызовы времени был один, и Гримм его знал: посылать рукописный вестник избранным лицам, но чтобы о том были осведомлены все, кто знает французский.</p>
<p> «Литературная корреспонденция» выходила два раза в месяц и представляла собой довольно пестрый по содержанию сборник: стихи, рецензии на книги и научные труды, философские эссе, анонсы выставок и театральных постановок. Проза издавалась в нескольких номерах, с продолжением. Нужное число копий изготовляли опытные переписчики; готовые экземпляры тотчас доставлялись подписчикам почтой. Число адресатов в течение почти тридцатилетней истории «Литературной корреспонденции» менялось, но никогда не превышало двух десятков. Зато какие это были читатели: гриммовские тетради доставлялись монархам – прусскому королю Фридриху II, польскому – Станиславу-Августу Понятовскому, шведскому – Густаву III, немецким, австрийским и итальянским принцам и герцогам. С 1764 года, что было особенно важно для Гримма и, как выяснилось впоследствии, для всей французской культуры, подписчиком «Корреспонденции» стала Екатерина II.</p>
<p>Первоначально проект восприняли как очередную затею с целью потрафить вкусу привилегированной аудитории. Однако неплохой природный вкус редактора и растущий круг его знакомств сделали свое дело. Помещать материалы в «Литературной корреспонденции» стало престижным. Стоит отметить, что Гримм не ограничивался простым подбором текстов. Он весьма уместно предварял комментариями рецензии и отрывки произведений, подчеркивая сильные стороны своих авторов. Последние, в свою очередь, были более чем заинтересованы появиться на заветных страницах: благополучие и даже карьера пишущего человека в XVIII веке нередко зависели от расположения к нему влиятельных лиц. Участие в «Корреспонденции» многократно повышало шансы быть замеченным потенциальным покровителем и меценатом.</p>
<p>Конечно, Гримм не мог обойтись без имен, уже составивших славу «Республике словесности». Вольтер, Гольбах, Гельвеций, Мармонтель, Дора – корифеи французской литературы охотно соглашались представлять свои опусы сановитой публике. Дени
<a name="OLE_LINK1">
Дидро, знаменитый соавтор «Энциклопедии» и на протяжении многих лет ближайший друг Гримма, сделался фактически соредактором «Корреспонденции». Регулярные отчеты Дидро с парижских выставок живописи и архитектуры («Салоны») до сих пор почитаются образцом художественной критики. Пожалуй, только одну знаменитость Гримму не удалось привлечь в свой вестник: Жан-Жак Руссо считал «дьячка от философии» (как называл себя Гримм) щелкопёром и выскочкой.</p>
<p>Был и еще один важный аспект в издании «Литературной корреспонденции». Формальное ограничение для распространения текстов. Переписчикам категорически запрещалось раскрывать кому-либо содержание выпусков. Сам Гримм, случалось, выговаривал подписчикам, забывшим о конфиденциальности и показавшим журнал близким или придворным. Отнюдь не случайно «Корреспонденция» переписывалась на бумаге обычного формата, в четверть листа, хотя в адрес титулованных особ было принято писать на полулисте. Тем самым подчеркивалось, что материалы и суждения вестника – вещь сугубо интимная, касающаяся только адресатов.</p>
<p>На пике популярности Гримм зарабатывал «Корреспонденцией» солидную сумму – до шести тысяч ливров в год чистыми. (Примерно треть всех доходов уходила на оплату труда переписчиков и почтовые расходы.) Однако в 1773 году ему сделали предложение, от которого Гримм не смог отказаться, и рукописный вестник был передан другому редактору – швейцарцу Якобу Генриху Мейстеру. Дело в том, что российская самодержица решила сделать Гримма своим негласным агентом и доверенным лицом в Париже. Отныне он должен был направлять свои письма лишь по единственному адресу – в Петербург. Частная переписка Гримма и Екатерины позже стала не менее известной, чем сама «Корреспонденция» (уроженцы небольших немецких городов, императрица и Гримм переписывались, понятно, по-французски).</p>
<p>Екатерина всецело доверяла протекции Гримма при закупке картин и целых художественных коллекций, советовалась по поводу приглашения на российскую службу самых разных специалистов; нередко в обход посольских каналов через Гримма шли важнейшие политические сообщения для французского истэблишмента. В 1770-х годах экс-редактор «Литературной корреспонденции» дважды посещал Россию и был удостоен «северной Семирамидой» многочасовых бесед. Существует легенда, что Екатерина сулила Гримму огромное жалованье, если тот согласится остаться в России и стать ее советником по вопросам образования. Однако это предложение не было принято. Гримм благополучно сохранял свой важный пост вплоть до Великой французской революции, когда был вынужден укрыться в Германии, где стал (уже после смерти своей высокой покровительницы в 1796 году) полномочным посланником России.</p>
<p>Успех «Литературной корреспонденции» не раз пытались повторить. Так, классик французской литературы Жан-Франсуа Лагарп несколько лет описывал подобным образом парижские новости наследнику русского престола – Павлу Петровичу. Даровитый журналист Блен де Сенмор отправлял аналогичные письма-отчеты супруге великого князя – Марии Федоровне. Однако все это было лишь блеклой копией одного из самых масштабных литературно-издательских проектов века Просвещения.</p>
<p> </p>
<p>Рисунок</p>
<p>Гримм и Дидро. С гравюры XIX века</p>
Источник: IT News №7 (апрель 2011 года)
Опубликовано 28.04.2011