Дороги, которые мы выбираем
О'Генри как-то заметил: «Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу».
О'Генри как-то заметил: «Дело не в дороге, которую мы выбираем; то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу».
Что внутри меня заставило выбрать эту дорогу? Когда-то очень давно, работая уже начальником отдела АСУ, я решил пройти тест на профпригодность. Пятьсот дурацких вопросов. Я прошел его раза три. Все примерно по нулям. Плюс 5 по десятибальной шкале — производство и армия. Я готов в это поверить, учитывая, что всю жизнь как-то очень естественно стреляю из всего, что стреляет — от арбалета и до подствольника. Обычно куда целюсь — туда и попадаю. И минус 10 по десятибальной шкале — программирование. Почему я полжизни занимаюсь тем, к чему, судя по мудреному тесту, совершенно не пригоден?
Я случайно узнал о наборе в физико-математический класс на другом конце города. Со всего трехсоттысячного города в муках наскребали 30 человек. Набрали с трудом, потому что на юге больше ценился торговый техникум. Что было бы, если бы я об этом не узнал?
30-я средняя школа города Ставрополя. Единственный на весь город физико-математический класс. Восемь девочек. Остальные — парни. Восьмого марта мы носили одноклассниц из класса в класс на руках. В основном, все сейчас в порядке — кто где. От генерал-полковника ФСБ до бизнесменов. Один прошел Афган, все пережили лихие девяностые. Терялись. Находились. Никто ни разу не сказал: «Мне очень жаль, Билл, что твоя гнедая сломала ногу». Никто ни разу не сказал: «Боливар не вынесет двоих». «Корочки» с надписью «Оператор-вычислитель ЭВМ» после десятого класса получил каждый, ИТ-директором стал я один. Почему я?
Первая программа, написанная в машинных кодах Первой Советской Транзисторной ЭВМ Проминь. Темный машинный зал. Панель, покрашенная шаровой краской, ряды прорезей и коробка штекеров с надписями «Сл», «Ум». Оранжевые катодные лампы, с кулак каждая, на которых выдавался результат. Вычисление квадратного корня методом числовых рядов. Через полчаса Проминь перегревался и напрочь отказывался делить пополам. Поэтому в программе деление заменяли умножением на 0.5. Спасибо Вам, Эмма Анатольевна. Я до сих пор лучше всех рисую блок-схемы алгоритмов… Так я возник оттуда, из этого гудящего сумрака? Или нет? Я же даже «Понедельник начинается в субботу» тогда еще не прочел.
И ведь не собирался же. Собирался стать космонавтом. Или физиком космоса. Заочная физико-математическая школа при МФТИ. Все казалось простым и понятным. ЗФТШ. Потом ФАЛТ — Факультет Летательных Аппаратов — это про все, что летает, кроме самолетов, вертолетов и дирижаблей. Потом какое нибудь ракетное КБ.
Влюбился. Чтобы не расставаться, отправился в питерский Политех. И подал документы не на физико-механический, где была «физика космоса», а на ФАУ. Факультет автоматизации управления.
Через два года ФАУ стал факультетом технической кибернетики. Это там я стал программистом? Фортраном навеяло? Я же не любил программировать. Любил паять. Под кроватью валялся ящик радиодеталей, и я вечно что-то мастерил. Обычно бросая все свои творения на полдороге.
Ироничный взгляд Марка Гельфанда, программиста Светогорского ЦБК. Я уже год как работал там инжненером-электроником. И фраза: «Неужели чинить чужое железо действительно интереснее, чем писать чужие программы?» Это было как ожог, как выстрел. Где ты теперь, Марк? Тощий пижон с платком на шее, вечно расклякшивавший мороженное в железной вазочке в кафе. Объяснявший, что у тебя «слабое горло». Владевший кучей языков и диалектов, вплоть до жаргона гарлемских негров… Однажды ты перепутал константу и несколько тонн дурнопахнущей кислотной массы оказались снаружи. А потом работяги, тихо матеря всех евреев-интеллигентов вообще и Марка в частности, все это разгребали. Больше я не брался за паяльник. Четыре производства, весь софт которых был написан мной. Обычное советское «давай-давай». Любой объект сдавался «в ближайшие два дня. Первого мая или седьмого ноября».
Экстремальное программирование, ребята, это не то, что вы думаете. Экстремальное программирование — это когда в сорокоградусный мороз, в неотапливаемом цеху, в котором еще не навесили ворота, надо запрограммировать контроллер, управляющий техпроцессом. С помощью «персонального компьютера», размером с изрядный чемодан. С двумя пятидюймовыми дисководами и янтарным экраном размером с пачку беломора. Гейц еще не изобрел свою операционку. Это была OS CPM. С неподражаемыми финскими менюшками, которые я не мог не то что запомнить, но даже отличить одну от другой. Переводчик швед, по имени Туома, перевел мне их с финского на русский, я перевел на английский и «символ в символ» вбил с помощью шестнадцатеричного отладчика прямо в код. Вот когда программирование требовало вдумчивости и безошибочности. Потому что после того, как ты вынул руку на сорокоградусном морозе из бараньей рукавицы, времени на набор текста было секунд десять. А потом рука долго отогревалась в штанах. Эмуляторов система не предусматривала, и если твоя программа запустила здоровенный двигатель не в ту сторону, то он и крутился не в ту сторону. Со всеми вылетающими оттуда последствиями.
Это уже «сильно потом» мне в руки попала Билловская DOS. Итальянская. С неподражаемым и очаровательным «sistema perduto». И обычные персоналки. XP, XT, 286, 386...Девяностые годы. Фидо. Подаренный лично легендарным Андрюшей Елкиным модем. Я до сих пор помню свой адрес. 2:5030/15.7 — поинт елкинской ноды. По межгороду я каждый день в пять утра тянул эти эхи.
Это тогда я вдруг полюбил программирование? Dbase, Clipper… А потом рассорился с начальством. И понеслось. Как-то незаметно я оказался в Питере и стал программистом. Я все время было кем-то плюс программистом. Продавцом-программистом. Администратором магазина-программистом. Главным бухгалтером-программистом. Пока не стал программистом-начальником отдела АСУ. Отдел состоял из одного меня.
А потом я официально стал ИТ-директором. А был ли я на самом деле ИТ-директором? Мы внедряли Аксапту. И я страшно устал от общения с потенциальными внедренцами, которые, все как один, хотели говорить только и исключительно с «человеком, принимающим решения». И в упор не понимали моего ехидного замечания, что «уже можно начинать говорить». Я пришел к Шефу и просто попросил написать мне в графе должность «Директор по ИТ». Для того, чтобы стать директором, нужна строчка в трудовой? Или это пришло раньше?
Директор — это руководитель. А я вдруг понял, что до тошноты не хочу руководить. Я сражался. Открытый университет Великобритании. Факультет менеджмента. Я засыпал над учебниками. Это было какое-то безумное «сопротивление материала». Я стоял против этого курса насмерть. Сертификат. Диплом. Преподавание там же и того же. Курс стратегии.
Я стал ИТ-директором? А вообще я ИТ-директор?
Олег Вайнберг, ИТ-директор Компьютер Центр КЕЙ, Санкт-Петербург
Что внутри меня заставило выбрать эту дорогу? Когда-то очень давно, работая уже начальником отдела АСУ, я решил пройти тест на профпригодность. Пятьсот дурацких вопросов. Я прошел его раза три. Все примерно по нулям. Плюс 5 по десятибальной шкале — производство и армия. Я готов в это поверить, учитывая, что всю жизнь как-то очень естественно стреляю из всего, что стреляет — от арбалета и до подствольника. Обычно куда целюсь — туда и попадаю. И минус 10 по десятибальной шкале — программирование. Почему я полжизни занимаюсь тем, к чему, судя по мудреному тесту, совершенно не пригоден?
Я случайно узнал о наборе в физико-математический класс на другом конце города. Со всего трехсоттысячного города в муках наскребали 30 человек. Набрали с трудом, потому что на юге больше ценился торговый техникум. Что было бы, если бы я об этом не узнал?
30-я средняя школа города Ставрополя. Единственный на весь город физико-математический класс. Восемь девочек. Остальные — парни. Восьмого марта мы носили одноклассниц из класса в класс на руках. В основном, все сейчас в порядке — кто где. От генерал-полковника ФСБ до бизнесменов. Один прошел Афган, все пережили лихие девяностые. Терялись. Находились. Никто ни разу не сказал: «Мне очень жаль, Билл, что твоя гнедая сломала ногу». Никто ни разу не сказал: «Боливар не вынесет двоих». «Корочки» с надписью «Оператор-вычислитель ЭВМ» после десятого класса получил каждый, ИТ-директором стал я один. Почему я?
Первая программа, написанная в машинных кодах Первой Советской Транзисторной ЭВМ Проминь. Темный машинный зал. Панель, покрашенная шаровой краской, ряды прорезей и коробка штекеров с надписями «Сл», «Ум». Оранжевые катодные лампы, с кулак каждая, на которых выдавался результат. Вычисление квадратного корня методом числовых рядов. Через полчаса Проминь перегревался и напрочь отказывался делить пополам. Поэтому в программе деление заменяли умножением на 0.5. Спасибо Вам, Эмма Анатольевна. Я до сих пор лучше всех рисую блок-схемы алгоритмов… Так я возник оттуда, из этого гудящего сумрака? Или нет? Я же даже «Понедельник начинается в субботу» тогда еще не прочел.
И ведь не собирался же. Собирался стать космонавтом. Или физиком космоса. Заочная физико-математическая школа при МФТИ. Все казалось простым и понятным. ЗФТШ. Потом ФАЛТ — Факультет Летательных Аппаратов — это про все, что летает, кроме самолетов, вертолетов и дирижаблей. Потом какое нибудь ракетное КБ.
Влюбился. Чтобы не расставаться, отправился в питерский Политех. И подал документы не на физико-механический, где была «физика космоса», а на ФАУ. Факультет автоматизации управления.
Через два года ФАУ стал факультетом технической кибернетики. Это там я стал программистом? Фортраном навеяло? Я же не любил программировать. Любил паять. Под кроватью валялся ящик радиодеталей, и я вечно что-то мастерил. Обычно бросая все свои творения на полдороге.
Ироничный взгляд Марка Гельфанда, программиста Светогорского ЦБК. Я уже год как работал там инжненером-электроником. И фраза: «Неужели чинить чужое железо действительно интереснее, чем писать чужие программы?» Это было как ожог, как выстрел. Где ты теперь, Марк? Тощий пижон с платком на шее, вечно расклякшивавший мороженное в железной вазочке в кафе. Объяснявший, что у тебя «слабое горло». Владевший кучей языков и диалектов, вплоть до жаргона гарлемских негров… Однажды ты перепутал константу и несколько тонн дурнопахнущей кислотной массы оказались снаружи. А потом работяги, тихо матеря всех евреев-интеллигентов вообще и Марка в частности, все это разгребали. Больше я не брался за паяльник. Четыре производства, весь софт которых был написан мной. Обычное советское «давай-давай». Любой объект сдавался «в ближайшие два дня. Первого мая или седьмого ноября».
Экстремальное программирование, ребята, это не то, что вы думаете. Экстремальное программирование — это когда в сорокоградусный мороз, в неотапливаемом цеху, в котором еще не навесили ворота, надо запрограммировать контроллер, управляющий техпроцессом. С помощью «персонального компьютера», размером с изрядный чемодан. С двумя пятидюймовыми дисководами и янтарным экраном размером с пачку беломора. Гейц еще не изобрел свою операционку. Это была OS CPM. С неподражаемыми финскими менюшками, которые я не мог не то что запомнить, но даже отличить одну от другой. Переводчик швед, по имени Туома, перевел мне их с финского на русский, я перевел на английский и «символ в символ» вбил с помощью шестнадцатеричного отладчика прямо в код. Вот когда программирование требовало вдумчивости и безошибочности. Потому что после того, как ты вынул руку на сорокоградусном морозе из бараньей рукавицы, времени на набор текста было секунд десять. А потом рука долго отогревалась в штанах. Эмуляторов система не предусматривала, и если твоя программа запустила здоровенный двигатель не в ту сторону, то он и крутился не в ту сторону. Со всеми вылетающими оттуда последствиями.
Это уже «сильно потом» мне в руки попала Билловская DOS. Итальянская. С неподражаемым и очаровательным «sistema perduto». И обычные персоналки. XP, XT, 286, 386...Девяностые годы. Фидо. Подаренный лично легендарным Андрюшей Елкиным модем. Я до сих пор помню свой адрес. 2:5030/15.7 — поинт елкинской ноды. По межгороду я каждый день в пять утра тянул эти эхи.
Это тогда я вдруг полюбил программирование? Dbase, Clipper… А потом рассорился с начальством. И понеслось. Как-то незаметно я оказался в Питере и стал программистом. Я все время было кем-то плюс программистом. Продавцом-программистом. Администратором магазина-программистом. Главным бухгалтером-программистом. Пока не стал программистом-начальником отдела АСУ. Отдел состоял из одного меня.
А потом я официально стал ИТ-директором. А был ли я на самом деле ИТ-директором? Мы внедряли Аксапту. И я страшно устал от общения с потенциальными внедренцами, которые, все как один, хотели говорить только и исключительно с «человеком, принимающим решения». И в упор не понимали моего ехидного замечания, что «уже можно начинать говорить». Я пришел к Шефу и просто попросил написать мне в графе должность «Директор по ИТ». Для того, чтобы стать директором, нужна строчка в трудовой? Или это пришло раньше?
Директор — это руководитель. А я вдруг понял, что до тошноты не хочу руководить. Я сражался. Открытый университет Великобритании. Факультет менеджмента. Я засыпал над учебниками. Это было какое-то безумное «сопротивление материала». Я стоял против этого курса насмерть. Сертификат. Диплом. Преподавание там же и того же. Курс стратегии.
Я стал ИТ-директором? А вообще я ИТ-директор?
***
Ведь «дело не в дороге, которую мы выбираем». И может быть даже не в том, «что внутри нас заставляет нас выбирать дорогу». Дело в том, выбирают ли нас дороги, которые мы выбираем? Олег Вайнберг, ИТ-директор Компьютер Центр КЕЙ, Санкт-Петербург
Опубликовано 29.06.2010